Многоликая любовь в лирике Марины Цветаевой
Каждый стих – дитя любви…
М. И. Цветаева
Редкий поэт обладал такой цельностью и абсолютным сходством с лирическим героем своих стихов, как Марина Цветаева. Мало кто умел и умеет сохранить максимализм, который принято называть юношеским, всю жизнь: так неумело, нелепо, вызывающе с точки зрения обывателя жить и так блестяще, щедро, плодотворно писать.
Вглядимся в фотографии юной Марины. Какое несходство! Крупная, причесанная гладко девочка в очках рядом с отцом (1909), коктебельский сорванец в шароварах и тюбетейке (1911), мечтательная
Кто создан из камня, кто создан из глины, –
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело – измена, мне имя – Марина,
Я – бренная пена морская.
И в любовных стихах Цветаева предстает то юной тарусской тургеневской или, вернее, бунинской
Не целуй! Скажу тебе, как другу:
Целовать не надо у Оки!
Почему по скошенному лугу
Не помчаться наперегонки?
То – опытной кокеткой, польской панной (в ее предках текла польская кровь) – обворожительной и легкомысленной!
Но облик мой – невинно-розов,
– Что ни скажи! –
Я виртуоз из виртуозов
В искусстве лжи.
Это – еще игра. Но в игре проскальзывает то неумолимо-цветаевское, неподдающееся, отталкивающее от нее людей, разбивающее все любови, как прибой (и о любимых – разбивающееся!). Марина рано догадалась, что размеры ее чувств раздражают людей, устроенных иначе:
Что же мне делать, певцу и первенцу,
В мире, где наичернейший – сер!
Где вдохновенье хранят, как в термосе!
С этой безмерностью
В мире мер?!
Но высшая любовь и нежность Цветаевой – сродни материнской, всепрощающей, не мечтающей удержать:
Материнское – сквозь сон – ухо.
У меня к тебе наклон слуха…….
У меня к тебе наклон лба,
Дозирающего верховья.
У меня к тебе наклон крови
К сердцу…
Есть в душевном мире Цветаевой чувство, присущее только щедрой и высокой душе, – чувство восхищения прекрасным в человеке. Этим светлым ликующим восхищением пронизаны ее стихи к О. Мандельштаму:
Я знаю: наш дар – неравен.
Мой голос впервые – тих.
Что Вам, молодой Державин,
Мой невоспитанный стих!
Иногда Цветаева могла и преувеличивать достоинства того, о ком писала. И за очарованностью следовало разочарование – горькое и безудержное:
Как живется вам с простою
Женщиною? Без божеств?
Это стихотворение называется “Попытка ревности”. Иногда кажется, что Цветаева ревновала любимых не к себе – земной, плотской, обыкновенной, а к своему отвергнутому дару, к поэзии:
О первая ревность, о первый яд
Змеиный – под грудью левой!
В высокое небо вперенный взгляд!
Адам, проглядевший Еву!
К Цветаевой как будто приходит горькое осознание того, что счастливой любви не будет именно потому, что она – поэт, имеющий крылья, крыльями, размахом их – пугающий:
Как правая и левая рука –
Твоя душа моей душе близка.
Мы смежены, блаженно и тепло,
Как правое и левое крыло.
Но вихрь встает – и бездна пролегла
От правого – до левого крыла!
В расставаниях Цветаевой есть гордость не просто Женщины, но творца:
Ищи себе доверчивых подруг,
Не выправивших чуда на число.
Ее увлечения всегда были тем топливом, из которого загорались стихи – любые, не только любовные. Марина Цветаева не могла существовать как поэт иначе, чем снова и снова увлекаясь, восторгаясь, пытаясь поднять возлюбленного до своих высот:
Никогда не узнаешь, что жгу, что трачу
– Сердец перебой –
На груди твоей нежной, пустой, горячей,
Гордец дорогой.
Никогда не узнаешь, каких не-наших
Бурь – следы сцеловал!
Не гора, не овраг, не стена, не насыпь:
Души перевал.
Да, каждая любовь Цветаевой – это действительно “перевал” души – по высоте, по накалу, по разреженности воздуха – как в горах. Примеряя различные облики, говоря разными голосами, Цветаева всегда оставалась женщиной XX века – сильной и равной мужчине – по активности, по муке, по откровенности. Возлюбленная, не только отдающая тело и душу, не только подставляющая плечо и протягавающая руку, но еще и поднимающая другого до своего уровня, открывающая путь – в небо. И открывающая самый главный – грозный и прекрасный – лик любви:
Я тебя высоко любила:
Я себя схоронила в небе!