Лучшие минуты жизни Андрея Болконского
Все лучшие минуты его жизни вдруг припомнились ему…
…Надо, чтобы не для одного меня шла моя жизнь…
Л. Н. Толстой
Жизнь каждого человека полна событий, то трагических, то тревожных, то печальных, то радостных. Бывают минуты вдохновения и уныния, взлета и душевной слабости, надежд и разочарований, радости и горя. Какие из них считать лучшими? Самый простой ответ – счастливые. Но всегда ли это так?
Вспомним знаменитую, всегда по-новому волнующую сцену из “Войны и мира”. Князь Андрей, утративший веру в жизнь, отказавшийся
Самые трагические, а вовсе не радостные моменты своей жизни (не считая ночи в Отрадном) вспоминает Болконский и называет их “лучшими”. Почему? Потому что, по мнению Толстого, настоящий человек живет в неустанных поисках мысли, в постоянном
Мы знаем, что князь Андрей ушел на войну, потому что жизнь в большом свете казалась ему бессмысленной. Он мечтал о “любви людской”, о славе, которую завоюет на поле сражения. И вот, совершив подвиг, Андрей Болконский, тяжело раненный, лежит на Праценской горе. Он видит своего кумира – Наполеона, слышит его слова о себе: “Какая прекрасная смерть!” Но в этот момент Наполеон кажется ему маленьким серым человечком, а собственные мечты о славе – мелочными и ничтожными. Здесь, под высоким небом Аустерлица, князю Андрею, как ему кажется, открывается новая истина: надо жить для себя, для семьи, для будущего сына.
Чудом выжив, он возвращается домой обновленным, с надеждой на счастливую личную жизнь. И тут – новый удар: во время родов умирает маленькая княгиня, и укоризненное выражение ее мертвого лица очень долго будет преследовать князя Андрея. “Жить, избегая только этих двух зол – угрызения совести и болезни – вот вся моя мудрость теперь”, – скажет он Пьеру во время их памятной встречи у парома. Ведь кризис, вызванный участием в войне и смертью жены, оказался очень тяжелым и длительным.
Но принцип “жить для себя” не мог удовлетворить такого человека, как Андрей Болконский. Мне кажется, что в споре с Пьером князь Андрей, не признаваясь себе в этом, хочет услышать доводы против такой жизненной позиции. Он не соглашается с другом (все-таки трудные люди – отец и сын Болконские!), но что-то изменилось в его душе, как будто лед тронулся. “Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась, хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь”.
Но не сразу сдается этот твердый и мужественный человек. И встреча с весенним дубом по дороге в Отрадное как будто подтверждает его безрадостные мысли. Этот старый, корявый дуб, стоя “сердитым уродом” “между улыбающимися березками”, казалось, не хотел расцветать и покрываться новыми листьями. И Болконский грустно соглашается с ним: “Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб… пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь – наша жизнь кончена!”
Андрею Болконскому 31 год, и все еще впереди, но он искренне убежден, что “начинать ничего… не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая”. Однако князь Андрей, сам того не зная, был уже готов воскреснуть душою. И встреча с Наташей словно обновила его, сбрызнула живой водою.
После незабываемой ночи в Отрадном Болконский иными глазами смотрит вокруг себя – и старый дуб подсказывает ему совсем другое. Теперь, когда “ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого горя и недоверия – ничего не было видно”, Болконский, любуясь дубом, приходит к тем мыслям, которые, казалось бы, безуспешно внушал ему у парома Пьер: “Надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь… чтобы на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе”. Как будто возвращаются мечты о славе, но (вот она, “диалектика души”!) не о славе для себя, а об общественно полезной деятельности.
Как человек энергичный и решительный, он едет в Петербург, чтобы быть полезным людям. Там ждут его новые разочарования: тупое непонимание его военного устава Аракчеевым, неестественность Сперанского, в котором князь Андрей ожидал найти “полное совершенство человеческих достоинств”.
В это время входит в его судьбу Наташа, а с нею – новые надежды на счастье. Наверное, те минуты, когда он признается Пьеру: “Никогда не испытывал ничего подобного… Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее”, – князь Андрей тоже мог бы назвать лучшими.
И опять рушится все: и надежды на реформаторскую деятельность, и любовь. Снова отчаяние. Нет больше веры в жизнь, в людей, в любовь. Кажется, ему уже не оправиться. Но начинается Отечественная война, и Болконский осознает, что над ним и его народом нависла общая беда. Пришла, быть может, самая лучшая минута его жизни: он понимает, что необходим родине, народу, что его место – с ними. Он думает и чувствует так же, как “Тимохин и вся армия”. И смертельное ранение его на Бородинском поле, и его гибель Толстой не считает бессмысленными: князь Андрей отдал жизнь за родину. Он, с его чувством чести, не мог поступить иначе, не мог спрятаться от опасности.
Наверное, свои последние минуты на Бородинском поле Болконский тоже счел бы лучшими: теперь, в отличие от Аустерлица, он знал, за что воюет, ради чего отдает жизнь.
Так на протяжении всей сознательной жизни бьется беспокойная мысль настоящего человека, который хотел лишь одного: “быть вполне хорошим”, жить в согласии со своей совестью. “Диалектика души” ведет его по пути самоусовершенствования, и лучшими минутами этого пути князь считает те, которые открывают ему новые возможности в нем самом, новые, более широкие горизонты. Часто радость бывает обманчива, и снова продолжаются “поиски мысли”, опять приходят минуты, которые кажутся лучшими.
“Душа обязана трудиться…”
(2 votes, average: 4.00 out of 5)