Сборник стихотворений Тристана Корбьера (1845-1875)
Помимо начинающих или подходящих к концу влюбленных, желающих начать с конца, есть столько вещей, кончающихся вначале, что начало начинает кончаться с того, что становится концом, в конце которого влюбленные и другие кончат тем, что начнут, начав с начала, которое в конце концов станет концом наизнанку, а напнется это с того, что станет во всем равно вечности, у которой нет ни конца, ни начала, и кончится тем, что в конечном счете станет во всем равно вращению земли, так что в конце нельзя будет разобрать, где начинается конец, а где кончается начало,
Мудрость народов
Он умер сгоряча или погублен ленью.
А если он живет, то преданный забвенью.
Как к женщине, к себе витал он вожделенье.
Был обделен родным углом,
Шел против ветра, напролом,
Был острословом и шутом,
Намешано немало в нем.
И все вразброд, все кувырком:
Богатство – с тощим кошельком,
Прилив душевных сил – с отливом,
Пыл – без огня, порыв – с надрывом,
Душа – без скрипки, но
Была в ней слабая струна.
Кто носит эти имена?
Тупица – рыцарь идеала,
Рифмовка есть – но смысла мало,
Пришел – никто его не ждал,
Возник – не там, где пропадал.
Поэт в душе – не стихоплет,
Провидец – глазом не моргнет,
Мыслитель – с мыслями вразброд,
Шутник – но в шутках мало соли,
Актер – не выучивший роли,
Художник – выводивший трели,
Певец – писавший акварели.
Мудрец – семь пятниц на неделе,
Глуп на словах – но не на деле,
Любил он очень слово “очень”.
В корявых строчках был он точен.
Жемчужина – но в куче хлама,
Мужчина – но порою… дама.
Хорош – не годен ни к чему,
Добро и зло – во зло ему.
Новозаветный блудный сын –
Он, беззаветный, жил один.
Попав в опалу, как попало
Плел все, что на душу запало.
Он краскою писал – любою,
Не понят всеми – и собою,
Он пел – фальшивя без поблажки.
Промахивался без промашки.
Никем, ничем он не бывал,
Вне позы не существовал.
Позер – но в позе небывалой,
Насмешник – но добрейший малый,
Доверчив – но Фома неверный.
Вкус в чем-то верный, в чем-то скверный.
Был лжив – но только правдой жив.
С собою сходства не нажив,
Жил, равнодушье заслужив,
Днем спал, с тоски глаза смежив.
Гуляка праздничный – и праздный,
Шатун, бродяга несуразный…
Был холоден – не мог вскипеть,
Рыдал – не мог слезинки выжать,
Терпенья не имел – терпеть,
И умер он, желая выжить,
И жил, желая умереть.
Лежит он бессердечным прахом:
Успех – сполна, провал – с размахом.
Перевод В. Орла
ИЗВЕРИВШИЙСЯ
Он не писал стихов – вот это был рифмач!
Мертвяк, он свет любил и ненавидел нюни.
Он был художником: оставил краски втуне.
Был зорок, как слепец: кто видит – тот незряч.
Мечтатель – так мечтал он истово, что в раже,
Как бычьи пузыри, прокалывал миражи;
Так нараспашку жил, что вечно замкнут был.
Брюнетку обожал, но – как герой романа –
Не видел, что она блондинка. Постоянно
Он ни минуты на любовь не находил.
Искатель – в мире сем, трудящемся и грубом,
С высот своей души за бедным трудолюбом,
Устав от жалости, он наблюдал до слез.
Шахтер своих идей – он в волосах копался
И прыщ откапывал в надежде, что попался
Ответ на каверзный вопрос.
Он говорил: “Увы, бесплодна Муза! Дева
– Дочь блуда, и любви, и праздности – с трудом
В добропорядочное уместится чрево,
Осемененное отборнейшим отцом!
Мазилы-пачкуны! А вам всего дороже
Ее облапать и сорвать с нее белье, –
Тщета! Тщета!.. Но вот пришел рассвет. И что же?
Вы на посмешище выводите ее!
Как кошка тонущая, как в ловушке птица,
Она царапалась и била вас крылом,
А вы рвались пером гусиным поживиться
И клок волос урвать на кисточку притом!..”
Он говорил: “Увы! О, Простота святая!
Художник и поэт – живем, себя не зная!..
Крикун рисует, а слепец вовсю поет!
Поет крикун, в свою палитру ударяя,
Слепец рисует, из кларнета выдувая
Художество… Вот вам искусство!..”
О, пустая
Гордыня, чистота!.. Все, все Тщета пожрет!
Перевод М. Яснова
ДНЕВНОЙ ПАРИЖ
Гляди-ка,- ну и ну, что в небесах творится!
Огромный медный таз, а в нем жратва дымится,
Дежурные харчи бог-повар раздает:
В них пряностью – любовь, приправой острой – пот.
Толпой вокруг огня теснится всякий сброд,
И пьяницы спешат рассесться и напиться,
Тухлятина бурлит, притягивая лица
Замерзших мозгляков, чей близится черед.
Для всех ли этот пир, обильный, долгожданный,
Весь этот ржавый жир, летящий с неба манной?
Нет, мы всего одну бурду собачью ждем.
Над кем-то тишь и свет, но дождь и мрак над нами,
Наш черный котелок давно забыл про пламя.
И злобой мы полны, и желчью мы живем.
Ей-богу, благодать – я с ней весьма знаком!
Перевод М. Яснова