РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ПЕСНЬ В ПРОЗЕ – ЧАРЛЬЗ ДИККЕНС (1812-1870)
МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ И ИСПЫТАНИЙ
ЧАРЛЬЗ ДИККЕНС (1812-1870)
РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ПЕСНЬ В ПРОЗЕ
Святочный рассказ с привидениями
(В сокращении)
Строфа1 первая
Начать с того, что Марли был мёртв. Сомневаться в этом не приходилось. Свидетельство о его погребении было подписано священником, причетником, хозяином похоронного бюро и старшим могильщиком.
Скрудж и Марли были компаньонами с незапамятных времён. Скрудж был единственным доверенным лицом Марли, его единственным законным наследником, его единственным другом и единственным
1 Строфа – так автор называет главу.
Ни один нищий не осмеливался протянуть к нему руку за подаянием, ни один ребёнок не решался спросить у него, который час, и ни разу в жизни ни единая душа не попросила его указать дорогу. И вот однажды – и притом не когда-нибудь, а в самый Сочельник3, – старик Скрудж корпел у себя в конторе над счётными книгами. Была холодная, унылая погода, да к тому же ещё туман.
Скрудж держал дверь конторы приотворённой, дабы иметь возможность приглядывать за своим клерком4, который в тёмной маленькой каморке, вернее сказать чуланчике, переписывал бумаги. Если у Скруджа в камине угля было маловато, то у клерка и того меньше, – казалось, там тлеет один-единственный уголёк.
– С наступающим праздником, дядюшка! Желаю вам хорошенько повеселиться на святках! – раздался жизнерадостный возглас. Это был голос племянника Скруджа.
– Вздор! – проворчал Скрудж. – Чепуха!
– Это святки – чепуха, дядюшка? – переспросил племянник. – Верно, я вас не понял!
– Слыхали! – сказал Скрудж. – Повеселиться на святках! А ты-то по какому праву хочешь веселиться? Какие у тебя основания для веселья? Или тебе кажется, что ты ещё недостаточно беден?
– В таком случае, – весело отозвался племянник, – по какому праву вы так мрачно настроены, дядюшка? Какие у вас основания быть угрюмым? Или вам кажется, что вы ещё недостаточно богаты?
1 Сквалыга – скупой человек, жадина.
2 Кремень – очень твёрдый камень.
3 Сочельник – день накануне Рождества Христова
4 Клерк – рядовой конторский служащий.
На это Скрудж, не успев приготовить более вразумительного ответа, повторил своё “Вздор!” и присовокупил ещё “Чепуха!”.
– Не ворчите, дядюшка, – сказал племянник.
– А что мне прикажешь делат, – возразил Скрудж, – ежели я живу среди таких остолопов, как ты? Весёлые святки! Весёлые святки! Да провались ты со своими святками! Да будь моя воля, – негодующе продолжал Скрудж, – я бы такого олуха, который бегает и кричит: “Весёлые святки! Весёлые святки!” – сварил бы живьём вместе с начинкой для святочного пудинга, а в могилу ему вогнал кол из остролиста1.
– Дядюшка! – взмолился племянник.
– Племянник! – отрезал дядюшка. – Справляй свои святки как знаешь, а мне предоставь справлять их по-своему.
– Справлять! – воскликнул племянник. – Так вы же их никак не справляете!
– Тогда не мешай мне о них забыть. Много проку тебе было от этих святок! Много проку тебе от них будет!
– Мало ли есть на свете хороших вещей, от которых мне не было проку, – отвечал племянник. – Вот хотя бы и рождественские праздники. Но всё равно, помимо благоговения2, которое испытываешь перед этим священным словом, и благочестивых воспоминаний, которые неотделимы от него, я всегда ждал этих дней как самых хороших в году. Это радостные дни – дни милосердия, доброты, всепрощения. Это единственные дни во всём календаре, когда люди, словно по молчаливому согласию, свободно раскрывают друг другу сердца и видят в своих ближних, – даже в неимущих и обездоленных, – таких же людей, как они сами, бредущих одной с ними дорогой к могиле, а не каких-то существ иной породы, которым подобает идти другим путём. А посему, дядюшка, хотя это верно, что на святках у меня ещё ни разу не прибавилось ни одной монетки в кармане, я верю, что Рождество приносит мне добро и будет приносить добро, и да здравствует Рождество!
– А вы, сэр, – обратился он к племяннику, – вы, я вижу, краснобай3. Удивляюсь, почему вы не в парламенте.
– Будет вам гневаться, дядюшка! Наведайтесь к нам завтра и отобедайте у нас.
Скрудж отвечал, что скорее он наведается к… Да, так и сказал, без всякого стеснения.
1 Остролист – вечнозелёное дерево, которое использовали для украшения домов и праздничных блюд на Рождество. В Англии это растение стало символом Рождества.
2 Благоговение – глубочайшее уважение и почтение.
3 Краснобай – искусный говорун, человек с даром красноречия.
– Очень жаль, что бы так непреклонны. Я ведь никогда не ссорился с вами, и никак не пойму, за что вы на меня сердитесь. И всё-таки я сделал эту попытку к сближению ради праздника. Итак, желаю вам весёлого Рождества, дядюшка.
– Честь имею! – сказал Скрудж.
– И счастливого Нового года!
– Честь имею! – повторил Скрудж. И всё же племянник, покидая контору, ничем не выразил своей досады.
Тем временем в контору Скружда пришло двое новых посетителей. Они собирали пожертвования в пользу бедняков, чтобы купить им еду и тёплую одежду. Для этой цели они избрали Сочельник потому, что в эти дни нищета ощущается особенно остро. Но Скрудж наотрез отказался помочь нуждающимся.
Меж тем за окном туман и мрак настолько сгустились, что на улицах появились факельщики, предлагавшие свои услуги – бежать впереди экипажей и освещать дорогу. Некий юный обладатель довольно ничтожного носа, к тому же порядком уже искусанного прожорливым морозом, который вцепился в него, как голодная собака в кость, прильнул к замочной скважине конторы Скруджа, желая проставить Рождество, но при первых же звуках святочного гимна:
Да пошлёт вам радость Бог,
Пусть ничто вас не печалит…
Скрудж так решительно схватил линейку, что певец в страхе бежал. Наконец пришло время закрывать контору. Скрудж с неохотой слез со своего высокого табурета, подавая этим безмолвный знак изнывавшему в чулане клерку, и тот мгновенно задул свечу и надел шляпу.
– Вы небось завтра вовсе не намерены являться на работу? – спросил Скрудж.
– Если только это вполне удобно, сэр.
– Это совсем неудобно, – сказал Скрудж. – и недобросовестно. Но если я удержу с вас за это полкроны, вы ведь будете считать себя обижженным, не так ли?
Клерк выдавил некоторое подобие улыбки.
– Однако, – продолжал Скрудж, – вам не приходит в голову, что я могу считать себя обиженным, когда оплачу вам жалование даром.
Клерк заметил, что это бывает один раз в году.
– Довольно слабое оправдание для того, чтобы каждый год. двадцать пятого декабря, запускать руку в мой карман. Но. как видно, вы во что бы то ни стало хотите пропаять завтра целый день. Так извольте послезавтра явиться как можно раньше.
Скрудж съел свой унылый обед в унылом трактире, почитал газеты, посидел над приходно-расходной книгой, а затем отправился домой спать. Его квартира находилась в мрачном старом доме, в котором, кроме Скруджа, никто не жил. Открывая дверь ключом, он обратил внимание на дверной молоток. Скрудж видел его с того самого дня, как поселился в этом доме. Но сейчас колотушка напомнила ему лицо Марли. Скрудж во все глаза уставился на это диво, и лицо Марли тут же превратилось в дверной молоток.
Мы бы покривили душой, сказав, что Скрудж не был поражён и по жилам у него не пробежал тот холодок, которого он не ощущал с малолетства. Но после минутного колебания он снова решительно взялся за ключ, повернул его в замке, вошёл в дом и зажёг свечу.
Всё же, прежде чем захлопнуть за собой тяжёлую дверь своей квартиры, Скрудж прошёлся по комнатам, чтобы удостовериться, что всё в порядке. И не удивительно – лицо покойного Марли всё ещё стояло у него перед глазами.
Удовлетворившись осмотром, Скрудж запер дверь в квартиру – запер, заметьте, на два оборота ключа, что вовсе не входило в его привычки.
– Что это значит? – произнёс Скрудж язвительно и холодно, как всегда. – Что вам от меня надобно?
– Очень многое. – Не могло быть ни малейшего сомнения в том, что это голос Марли.
– Кто вы такой?
– Спроси лучше, кем я был?
– Кем же вы были в таком случае? – спросил Скрудж, повысив голос.
– При жизни я был твоим компаньоном, Джейкобом Марли.
– Не хотите ли вы… Не можете ли вы присесть? – спросил Скрудж, с сомнением вглядываясь в духа.
– Могу.
– Так сядьте.
Задавая свой вопрос, Скрудж не был уверен в том, что такое бестелесное существо в состоянии занимать кресло, и опасался, как бы не возникла необходимость в довольно щекотливых разъяснениях. Но призрак как ни в чём не бывало уселся в кресло по другую сторону камина. Казалось, это было самое привычное для него дело.
– Ты не веришь в меня, – заметил призрак.
– Нет, не верю, – сказал Скрудж. – Словом, всё это вздор! Вздор и вздор!
При этих словах призрак испустил страшный вопль и принялся так неистово и жутко греметь цепями, что Скрудж вцепился в стул, боясь свалиться без чувств. Заломив руки, Скрудж упал на колени.
– Пощади! – взмолился он. – Ужасное видение, зачем ты мучаешь меня!
– Суетный ум! – отвечал призрак. – Веришь ты теперь в меня или нет?
– Верю, – воскликнул Скрудж. – Как уж тут не верить! Но зачем вы, духи, блуждаете по земле, и зачем ты явился мне?
– Душа, заключённая в каждом человеке, – возразил призрак, – должна общаться с людьми и, повсюду следуя за ними, соучаствовать в их судьбе. А тот, кто не исполнил этого при жизни, обречён мыкаться после смерти. Он осуждён колесить по свету и – о, горе мне! – взирать на радости и горести людские, разделить которые он уже не властен, а когда-то мог бы – себе и другим на радость.
И тут из груди призрака снова исторгся вопль, и он опять загремел цепями и стал ломать свои бестелесные руки.
– Ты в цепях? – пролепетал Скрудж, дрожа. – Скажи мне – почему?
– Я ношу цепь, которую сам сковал себе при жизни, – отвечал призрак. – Разве вид этой цепи не знаком тебе?
Скруджа всё сильнее пробирала дрожь.
– Быть может, – продолжал призрак, – тебе хочется узнать вес и длину цепи, которую таскаешь ты сам? В некий Сочельник семь лет назад она была ничуть не короче этой и весила не меньше. А ты ведь немало потрудился над нею с той поры. Теперь это надёжная, увесистая цепь!
Скрудж глянул себе под ноги, ожидая увидеть обвивавшую их железную цепь ярдов сто длиной, но ничего не увидел.
– Джейкоб! – взмолился он, – Джейкоб Марли, старина! Поговорим о чём-нибудь другом! Утешь, успокой меня, Джейкоб!
– Я не приношу утешения, Эбинизер Скрудж! – отвечал призрак. – Оно исходит из иных сфер. Другие вестники приносят его и людям другого сорта. И открыть тебе всё то, что мне бы хотелось, я тоже не могу. Очень немногое дозволено мне.
– Ты. должно быть, странствуешь не спеша, Джейкоб. – почтительно и смиренно, хотя и деловито заметил Скрудж.
– Не спеша! – фыркнул призрак.
– Семь лет как ты мертвец, – размышлял Скрудж. – И всё время в пути!
– Всё время, – повторил призрак. – И ни минуты отдыха, ни минуты покоя. Непрестанные угрызения совести.
– И быстро ты передвигаешься? – поинтересовался Скрудж.
– На крыльях ветра, – отвечал призрак.
– За семь лет ты должен был покрыть порядочное расстояние, – сказал Скрудж.
Услыхав эти слова, призрак снова испустил ужасающий вопль и так неистово загремел цепями, тревожа мёртвое безмолвие ночи, что постовой полисмен имел бы полное основание привлечь его к ответственности за нарушение общественной тишины и порядка.
– О раб своих пороков и страстей! – вскричало привидение. – Не знать того, что столетия неустанного труда душ бессмертных должны кануть в вечность, прежде чем осуществится всё добро, которому надлежит восторжествовать на земле! Не знать того, что каждая христианская душа, творя добро, пусть на самом скромном поприще, найдёт свою земную жизнь слишком быстротечной для безграничных возможностей добра! Не знать того, что даже веками раскаяния нельзя возместить упущенную на земле возможность сотворить доброе дело. А я не знал! Не знал!
– Но ты же всегда хорошо вёл свои дела, Джейкоб, – пробормотал Скрудж. который уже начал применять его слова к себе.
– Дела! – вскричал призрак, снова заламывая руки. – Забота о ближнем – вот что должно было стать моим делом. Общественное благо – вот к чему я должен был стремиться. Милосердие, сострадание, щедрость, вот на что должен был я направить свою деятельность. А занятия коммерцией – это лишь капля воды в безбрежном океане предначертанных нам дел.
И призрак потряс цепью, словно в ней-то и крылась причина всех его бесплодных сожалений, а затем грохнул ею об пол.
– В эти дни, когда год уже на исходе, я страдаю особенно сильно, – промолвило привидение. – О, почему, проходя в толпе ближних своих, я опускал глаза долу и ни разу не поднял их к той благословенной звезде1, которая направила стопы волхвов к убогому крову. Ведь сияние её могло бы указать и мне путь к хижине бедняка.
У Скруджа уже зуб на зуб не попадал – он был чрезвычайно напуган тем, что призрак всё больше и больше приходит в волнение.
1 Благословенная звезда – звезда, возвестившая о рождении Иисуса Христа.
– Внемли мне! – вскричал призрак. – Моё время истекает.
– Я внемлю, – сказал Скрудж, – но пожалей меня. Джейкоб, не изъясняйся так возвышенно. Прошу тебя, говори попроще!
– Как случилось, что я предстал пред тобой, в облике, доступном твоему зрению, – я тебе не открою. Незримый, я сидел возле тебя день за днем.
Открытие было не из приятных. Скруджа опять затрясло как в лихорадке, и он отёр выступавший на лбу холодный пот.
– И, поверь мне, это была не лёгкая часть моего искуса, – продолжал призрак. – И я прибыл сюда этой ночью, дабы возвестить тебе, что для тебя еще не всё потеряно. Ты ещё можешь избежать моей участи, Эбинизер, ибо я похлопотал за тебя.
– Ты всегда был мне другом, – сказал Скрудж. – Благодарю тебя.
– Тебя посетят, – продолжал призрак, – ещё три Духа.
Теперь и у Скруджа отвисла челюсть.
– Уж не об этом ли ты похлопотал, Джейкоб, не в этом ли моя надежда? – спросил он упавшим голосом.
– В этом.
– Тогда… тогда, может, лучше не надо, – сказал Скрудж
– Если эти Духи не явятся тебе, ты пойдешь по моим стопам, – сказал призрак. – Итак, ожидай первого Духа завтра, как только пробьёт час по полуночи.
– А не могут ли они прийти все сразу, Джейкоб? – робко спросил Скрудж. – Чтобы уж поскорее с этим покончить?
– Ожидай второго на следующую ночь в тот же час. Ожидай третьего – на третьи сутки в полночь, с последнем ударом часов. А со мной тебе уже не суждено больше встретиться. Но смотри, для своего же блага запомни твёрдо всё, что произошло с тобой сегодня.
Призрак начал пятиться к окну, и одновременно с этим рама окна стала потихоньку подыматься. С каждым его шагом она подымалась всё выше и выше, и когда он достиг окна, оно уже было открыто.
Скрудж затворил окно и обследовал дверь, через которую проник к нему призрак Марли. Она была по-прежнему заперта на два оборота ключа, – ведь он сам её запер, – и все засовы были в порядке. Скрудж хотел было сказать “Чепуха!”, но осёкся на первом же слоге. И то ли от усталости и пережитых волнений, то ли от разговора с призраком Скрудж вдруг почувствовал, что его нестерпимо клонит ко сну. Не раздеваясь, он повалился на постель и тотчас заснул как убитый.
Вопросы и задания
1. Где и когда происходит действие рассказа? От чьего имени ведётся повествование?
2. Автор наделяет своего персонажа говорящей фамилией (Скрудж – Scrooge, от англ. глагола screw – притеснять, скаредничать). Докажите, что персонаж её полностью оправдывает.
3. Какие портретные детали особенно ярко характеризуют Скруджа?
4. Прочитайте в лицах диалог между Скруджем и его племянником. В чём отличие их отношения к Рождеству? Зачитайте высказывание племянника о ценностях Рождества. А что ценит в жизни Скрудж?
5. Как природа и описание дома дополняют характеристику Скруджа?
6. Расскажите о встрече Скруджа с призраком Марли. Из чего состояли цепи бывшего компаньона? Какую истину открывает призрак Скруджу? Что должно быть делом жизни человека?
7. Как вы понимаете слова призрака о том, что человеку нужно чаще поднимать свои глаза “к той благословенной звезде, которая направила стопы волхвов к убогому крову” младенца Христа?
Строфа вторая
Первый из трёх Духов
Когда Скрудж проснулся, было темно. Призрак Марли нарушил его покой. Вопрос: “Сон это или явь?” – снова вставал перед ним и требовал разрешения.
И тут внезапно ему вспомнилось предсказание призрака – когда часы пробьют час. к нему явится ещё один посетитель. Скрудж решил бодрствовать, пока не пробьёт урочный час. Последние четверть часа тянулись так томительно долго, что Скрудж начал уже сомневаться, не пропустил ли он, задремав, бой часов. Он уже начал сомневаться в предсказаниях Марли, думая, что никто к нему не придёт.
– Час ночи! – воскликнул Скрудж, торжествуя. – И всё! И никого нет!
Он произнёс это прежде, чем услышал удар колокола. И тут же он прозвучал: густой, гулкий, заунывный звон – ЧАС. В то же мгновение вспышка света озарила комнату, и чья-то невидимая рука откинула полог кровати.
Скрудж увидел перед собой очень странное существо, похожее на ребёнка, но ещё более на старичка, видимого словно в какую-то сверхъестественную подзорную трубу, которая отдаляла его на такое расстояние, что он уменьшился до размеров ребёнка. Его длинные рас – сыпавшиеся по плечам волосы были белы, как волосы старца, однако на лице не видно было ни морщинки и на щеках играл нежный румянец. Руки у него были очень длинные и мускулистые, а кисти рук производили впечатление недюжинной силы. Ноги – обнаженные так же, как и руки, – поражали изяществом формы. Облачено это существо было в белоснежную тунику1, подпоясанную дивно сверкающим кушаком, и держало в руке зелёную ветку остролиста, а подол его одеяния, в странном несоответствии с этой святочной эмблемой зимы, был украшен живыми цветами. Но что было удивительнее всего, так это яркая струя света, которая била у него из макушки вверх в освещала всю его фигуру. Это, должно быть, и являлось причиной того, что под мышкой призрак держал гасилку в виде колпака, служившую ему, по-видимому, головным убором в тех случаях, когда он не был расположен самоосвещаться.
– Кто вы, сэр? – спросил Скрудж. – Не тот ли вы Дух, появление которого было мне предсказано?
– Да, это я.
Голос Духа звучал мягко, даже нежно, и так тихо, словно долетал откуда-то издалека, хотя Дух стоял рядом.
– Кто вы или что вы такое? – спросил Скрудж.
– Я – Святочный Дух Прошлых Лет.
Скруджу вдруг нестерпимо захотелось, чтобы Дух надел свой головной убор. Почему возникло у него такое желание. Скрудж, вероятно, и сам не смог бы объяснить, если бы это потребовалось, но так или иначе он попросил привидение надеть колпак.
– Как! – вскричал Дух. – Ты хочешь своими нечистыми руками погасить благой свет, который я излучаю? Тебе мало того, что ты – один из тех, чьи пагубные страсти создали эту гасилку и вынудили меня год за годом носить её, надвинув на самые глаза!
Скрудж как можно почтительнее заверил Духа, что он не имел ни малейшего намерения его обидеть и, насколько ему известно, никогда и ни при каких обстоятельствах не мог принуждать его к ношению колпака. Затем он позволил себе осведомиться, что привело Духа к нему.
– Забота о твоем благе, – ответствовал Дух.
С этими словами он протянул к Скруджу свою сильную руку и легко взял его за локоть.
– Встань! И следуй за мной!
С этими словами он прошёл сквозь стену, увлекая за собой Скруджа, и они очутились на пустынной просёлочной дороге, по обеим сторонам которой расстилались поля. Город скрылся из глаз. Был холодный, ясный, зимний день, и снег устилал землю.
– Боже милостивый! – воскликнул Скрудж, всплеснув руками и озираясь по сторонам. – Я здесь рос! Я бегал здесь мальчишкой!
1 Туника – одежда в форме мешка с отверстием для головы и рук, обычно покрывавшая всё тело от плеч до бёдер.
Дух обратил к Скруджу кроткий взгляд. Его лёгкое прикосновение, сколь ни было оно мимолётно и невесомо, разбудило какие-то чувства в груди старого Скруджа. Ему чудилось, что на него повеяло тысячью запахов, и каждый запах будил тысячи воспоминаний о давным-давно забытых думах, стремлениях, радостях, надеждах.
– Твои губы дрожат, – сказал Дух. – А что это катится у тебя по щеке?
Скрудж срывающимся голосом, – вещь для него совсем необычная, – пробормотал, что это так. пустяки, и попросил Духа вести его дальше.
– Узнаёшь ли ты эту дорогу? – спросил Дух.
– Узнаю ли я? – с жаром воскликнул Скрудж. – Да я бы прошёл по ней с закрытыми глазами.
– Не странно ли, что столько лет ты не вспоминал о ней! – заметил Дух. – Идём дальше.
Они пошли по дороге в страну воспоминаний. Скрудж увидел небольшой городок с церковью, рыночной площадью и мостом над прихотливо извивающейся речкой. Навстречу ехали мальчишки верхом на косматых лошадёнках или в тележках и двуколках, которыми правили фермеры. Это родители забирали детей из школы домой на Рождество. Он вспомнил, как все радовались празднику, и чувство умиления вдруг наполнило душу Скруджа А ещё он увидел мальчика который остался в школе один, но случилось рождественское чудо – за ним приехала его маленькая сестричка. Этим мальчиком быт Скрудж, который тогда верил в Роджество.
И тут же, с внезапностью, столь несвойственной его характеру. Скрудж, глядя на самого себя в ребячьем возрасте, вдруг преисполнился жалости и, повторяя:
– Бедный, бедный мальчуган! – снова заплакал. – Как бы я хотел… – пробормотал он затем, утирая глаза рукавом, и сунул руку в карман. Потом, оглядевшись по сторонам, добавил: – Нет, теперь уж поздно.
– А чего бы ты хотел? – спросил его Дух.
– Да ничего, – отвечал Скрудж – Ничего. Вчера вечером какой-то мальчуган запел святочную песню у моих дверей. Мне бы хотелось дать ему что-нибудь, вот и всё.
Дух задумчиво улыбнулся и, взмахнув рукой, сказал:
– Поглядим на другое Рождество.
При этих словах Скрудж-ребёнок словно бы подрос на глазах, а комната, в которой они находились, стала ещё темнее и грязнее. Теперь видно было, что панели в ней рассохлись, оконные рамы растрескались, от потолка отвалились куски штукатурки, обнажив дранку. Но когда и как это произошло. Скрудж знал не больше, чем мы с вами. Он знал только, что так и должно быть, что именно так всё и было. И снова он находился здесь совсем один, в то время как все другие мальчики отправились домой встречать весёлый праздник.
Дверь распахнулась, и маленькая девочка, несколькими годами моложе мальчика, вбежала в комнату. Кинувшись к мальчику на шею, она принялась целовать его. называя своим дорогим братцем.
– Я приехала за тобой, дорогой братец! Ты поедешь со мной домой! Домой! Домой!
– Домой, малютка Фэн? – переспросил мальчик.
– Ну, да! – воскликнуло дитя, сияя от счастья. – Домой! Совсем! Навсегда! Отец стал такой добрый, совсем не такой, как прежде, и дома теперь как в раю. Вчера вечером, когда я ложилась спать, он вдруг заговорил со мной так ласково, что я не побоялась, – взяла и попросила его ещё раз, чтобы он разрешил тебе вернуться домой. И вдруг он сказал: “Да, пускай приедет”, и послал меня за тобой. И теперь ты будешь настоящим взрослым мужчиной, и никогда больше не вернёшься сюда. Мы проведём вместе все святки, и как же мы будем веселиться!
– Ты стала совсем взрослой, моя маленькая Фэн! – воскликнул мальчик.
Девочка снова засмеялась. встала на цыпочки и обхватила его за шею. Затем, исполненная детского нетерпения, потянула его к дверям, и он с охотой последовал за ней.
– Хрупкое создание! – сказал Дух. – Казалось, самое лёгкое дуновение ветерка может её погубить. Но у неё было большое сердце.
– О да! – вскричал Скрудж. – Ты прав, Дух!
– Она умерла уже замужней женщиной, – сказал Дух. – И помнится, после неё остались дети.
– Один сын, – поправил Скрудж.
– Верно, – сказал Дух. – Твой племянник.
Скруджу стало как будто не по себе, и он буркнул:
– Да.
Всего секунду назад они покинули школу, и вот уже стояли на людной улице. Словом, они очутились в самой гуще шумной городской толпе. Празднично разубранные витрины магазинов не оставляли сомнения в том, что снова наступили святки. Но на этот раз был уже вечер, и на улицах горели фонари.
Дух остановился у дверей какой-то лавки и спросил Скруджа, узнаёт ли он это здание.
– Ещё бы! – воскликнул Скрудж. – Ведь меня когда-то отдали сюда на обучение!
Они вступили внутрь. При виде старого джентльмена в парике, восседавшего за такой высокой конторкой, что, будь она ещё хоть на два дюйма выше, голова у него упёрлась бы в потолок, Скрудж в неописуемом волнении воскликнул:
– Господи, спаси и помилуй! Да это же старикан Физзиуиг, живёхонек!
Скрудж вспомнил праздник Рождества в годы обучения, когда в Сочельник хозяин разрешал закончить работу пораньше и магазин превращался в празднично убранный зал. В нём накрывали рождественский ужин, устраивали танцы, игры, фанты. Теперь, глядя на это, Скрудж как бы участвовал во всем, что происходило, всё припоминал, всему радовался и испытывал неизъяснимое волнение.
Когда сияющие физиономии Дика и юноши Скруджа скрылись из глаз, вспомнил он о Духе и заметил, что тот пристально смотрит на него, а сноп света у него над головой горит необычайно ярко.
– Как немного нужно, чтобы заставить этих простаков преисполниться благодарности, – заметил Дух.
Дух сделал ему знак прислушаться к задушевной беседе двух учеников, которые расточали хвалы Физзиуигу, а когда Скрудж повиновался ему, сказал:
– Ну что? Разве я не прав? Ведь он истратил сущую безделицу – всего три-четыре фунта того, что у вас на земле зовут деньгами. Заслуживает ли он таких похвал?
– Да не в этом суть, – возразил Скрудж, задетый за живое его словами и не замечая, что рассуждает не так, как ему свойственно, а как прежний юноша Скрудж. – Не в этом суть, Дух. Ведь от Физзиуига зависит сделать нас счастливыми или несчастными, а наш труд – лёгким или тягостным, превратить его в удовольствие или в муку. Пусть он делает это с помощью слова или взгляда, с помощью чего-то столь незначительного и невесомого, чего нельзя ни исчислить, ни измерить, – всё равно добро, которое он творит, стоит целого состояния. – Тут Скрудж почувствовал на себе взгляд Духа и запнулся.
– Что же ты умолк? – спросил его Дух.
– Пустое, – сказал Скрудж, – пустое. Просто мне захотелось сказать два-три слова моему клерку. Вот и всё.
Тем временем юноша Скрудж погасил лампу. И вот уже Скрудж вместе с Духом опять стояли под открытым небом.
– Моё время истекает, – заметил Дух. – Поспеши!
Слова эти не относились к Скруджу, а вокруг не было ни души, и тем не менее они тотчас произвели своё действие. Скрудж снова увидел самого себя. Но теперь он был уже значительно старше – в расцвете лет. Черты лица его ещё не стали столь резки и суровы, как в последние годы, но заботы и скопидомство1 уже наложили отпечаток на его лицо. Беспокойный, алчный блеск появился в глазах, и было ясно, какая болезненная страсть пустила корни в его душе и что станет с ним, когда она вырастет и черная её тень поглотит его целиком.
Он был не один. Рядом с ним сидела прелестная молодая девушка в трауре. Слёзы на её ресницах сверкали в лучах исходившего от Духа сияния.
– Ах, всё это так мало значит для тебя теперь, – говорила она тихо. – Ты поклоняешься теперь иному божеству.
– Что это за божество, которое вытеснило тебя? – спросил Скрудж.
– Деньги.
– Нет справедливости на земле! – молвил Скрудж. – Беспощаднее всего казнит свет бедность, и не менее сурово – на словах, во всяком случае, – осуждает погоню за богатством.
– Ты слишком трепещешь перед мнением света, – кротко укорила она его. Разве не видела я, как все твои благородные стремления гибли одно за другим и новая всепобеждающая страсть, страсть к наживе, мало-помалу завладела тобой целиком!
– Ну и что же? – возразил он. – Что плохого, даже если я и поумнел наконец? Моё отношение к тебе не изменилось.
Она покачала головой.
1 Скопидомство – страсть к накоплению: чрезмерная бережливость.
– Разве не так?
– Наша помолвка – дело прошлое. Оба мы были бедны тогда и довольствовались тем, что имели, надеясь со временем увеличить наш достаток терпеливым трудом. Но ты изменился с тех пор. В те годы ты был совсем иным.
– Я был мальчишкой, – нетерпеливо отвечал он.
– Ты сам знаешь, что ты был не тот, что теперь, – возразила она. – А я всё та же. И то, что сулило нам счастье, когда мы были как одно существо, теперь, когда мы стали чужими друг другу, предвещает нам только горе. Да, я много думала и решила вернуть тебе свободу.
– Разве я когда-нибудь просил об этом?
– На словах – нет. Никогда.
– А каким же ещё способом?
– Всем своим новым, изменившимся существом. У тебя другая душа, другой образ жизни, другая цель. И она для тебя важнее всего. И это сделало мою любовь ненужной для тебя. Она не имеет цены в твоих глазах. Признайся, если бы эти узы не связывали нас, разве стал бы ты теперь домогаться моей любви, стараться меня завоевать? О нет!
Ведь не могу же я поверить, что, став свободным от всяких обязательств, ты взял бы в жены бесприданницу1! Это – ты-то! Да ведь даже изливая мне свою душу, ты не в состоянии скрыть того, что каждый твой шаг продиктован корыстью!
И я освобождаю тебя от твоего слова. Освобождаю по доброй воле – во имя моей любви к тому, кем ты был когда-то.
С этими словами она покинула его, и они расстались навсегда.
– Дух! – вскричал Скрудж. – Я не хочу больше ничего видеть. Отведи меня домой. Неужели тебе доставляет удовольствие терзать меня!
– Ты увидишь ещё одну тень прошлого, – сказал Дух.
– Ни единой, – крикнул Скрудж. – Не показывай мне больше ничего!
Но неумолимый Дух, возложив на него обе руки, заставил взирать на то, что произошло дальше.
Скруджу открылась картина простого семейного счастья. Девушка, с которой он когда-то был помолвлен, счастлива в замужестве и материнстве. Такой могла быть и его жизнь, если бы жадность и расчётливость не взяли верх над любовью. Семья бывшей невесты Скруджа сочувствует ему. Теперь, когда умер его компаньон, он остался один, как перст, на всём белом свете.
1 Бесприданница – девушка, у которой нет приданого для вступления в брак.
– Дух! – произнёс Скрудж надломленным голосом. – Уведи меня отсюда. Я не могу это вынести.
Он повернулся к Духу и увидел, что в лице его каким-то непостижимым образом соединились отдельные черты всех людей, которых тот ему показывал. Вне себя Скрудж сделал отчаянную попытку освободиться.
– Пусти меня! Отведи домой! За что ты преследуешь меня!
Борясь с Духом, – если это можно назвать борьбой, ибо Дух не оказывал никакого сопротивления и даже словно бы не замечал усилий своего противника. – Скрудж увидел, что сноп света у Духа над головой разгорается всё ярче и ярче. Безотчётно чувствуя, что именно здесь скрыта та таинственная власть, которую имеет над ним это существо, Скрудж схватил колпак-гасилку и решительным движением нахлобучил Духу на голову.
Дух как-то сразу осел под колпаком, и он покрыл его до самых пят. Но как бы крепко ни прижимал Скрудж гасилку к голове Духа, ему не удалось потушить света, струившегося из-под колпака на землю.
Страшная усталость овладела Скруджем. Его стало непреодолимо клонить ко сну, и в ту же секунду он увидел, что снова находится у себя в спальне. В последний раз надавил он что было мочи на колпак-гасилку, и, повалившись на постель, он уснул мёртвым сном.
Вопросы и задания
1. Что возвестило Скруджу появление Святочного Духа Прошлых Лет? Какие признаки рождественского праздника отражены в его облике? Как он объяснил Скруджу цель своего прихода?
2. Какие воспоминания о Рождестве пробудил у Скруджа Дух Прошлых Лет? Как герой относился к Рождеству в юные годы?
3. Почему поступки других людей, связанные с воспоминаниями мальчика Эбинизера о Рождестве, заставили Скруджа подумать о своём поведении и испытать угрызения совести?
4. Прочитайте описание молодого Скруджа. Как черты его внешности показывают изменения в его душе?
5. По какой причине расстроилась помолвка молодого Скруджа? Что это за “божество”, которому он стал рьяно поклоняться?
6. О каких несбывшихся мечтах напомнили Скруджу тени прошлого? В чём причина того, что он “один, как перст, на всём белом свете”?
7. Как вы думаете, почему Скруджу захотелось, но не удалось погасить свет, струившийся из-под колпака Святочного Духа Прошлых Лет? В чём сила этого света?
Строфа третья
Второй из трёх Духов
Когда часы на колокольне пробили час и никакого привидения не появилось. Скруджа затрясло как в лихорадке. Прошло ещё пять минут, десять, пятнадцать – ничего. Однако всё это время Скрудж, лёжа на кровати, находился как бы в самом центре багрово-красного сияния, которое, лишь только часы пробили один раз, начало струиться непонятно откуда, и именно потому, что это было всего-навсего сияние и Скрудж не мог установить, откуда оно взялось и что означает, оно казалось ему страшнее целой дюжины привидений.
Скрудж подумал всё же, наконец, что источник призрачного света может находиться в соседней комнате, откуда, если приглядеться внимательнее, этот свет и струился.
Лишь только рука его коснулась дверной щеколды, какой-то незнакомый голос, назвав его по имени, повелел ему войти. Скрудж повиновался.
Скрудж увидел, что его комната странно изменилась. Стены и потолок были убраны живыми растениями, которыми традиционно украшают дома на Рождество, а в камине гудело жаркое пламя. На полу, словно трон, лежали горы еды, которую даже в самых бедных семьях подают на этот праздник. От неё исходил восхитительный запах. А на этом странном троне величаво восседал весёлый и сияющий великан с факелом – Дух Нынешних Святок. Скрудж сказал ему, что получил хороший урок от Святочного Духа Прежних Лет и готов изменяться дальше. Но если первую ночь он шёл по принуждению, то теперь он идёт с Духом сознательно.
Они оказались на городской улице. В это морозное утро всё дышало радостью и весельем. Люди готовились встречать Рождество: чистили улицы, покупали в лавках вкусную еду. Дух Нынешних Святок покровительствовал всем, но особенно был милостив к беднякам. Скрудж и Дух незримо присутствовали в семье его клерка – Боба Крэтчита на рождественском ужине.
На пороге дома Боба Крэтчита Дух остановился и с улыбкой окропил его жилище из своего светильника. Подумайте только! Жилище Боба, который и получал-то всего каких-нибудь пятнадцать “бобиков”, сиречь шиллингов, в неделю! И тем не менее святочный Дух удостоил своего благословения все его четыре каморки.
Тут встала миссис Крэтчит, супруга мистера Крэтчита, в дешёвом, дважды перелицованном, но зато щедро отделанном лентами туалете – всего на шесть пенсов ленты, а какой вид! – и рас стелит а на столе скатерть, в чём ей оказала помощь Белинда Крэтчит, её вторая дочка, тоже щедро отделанная лентами, а юный Питер Крэтчит погрузил тем временем вилку в кастрюлю с картофелем, и когда концы гигантского воротничка (эта личная собственность Боба Крэтчита перешла по случаю великого праздника во владение его сына, и прямого наследника) полезли от резкого движения ему в рот, почувствовал себя таким франтом, что загорелся желанием немедленно щегольнуть своим крахмальным бельём на великосветском гулянье в парке. Тут в комнату с визгом ворвались ещё двое Крэтчитов – младший сын и младшая дочка – и, захлебываясь от восторга, оповестили, что возле пекарни пахнет жареным гусём и они сразу по запаху учуяли, что это жарится их гусь.
– Куда это запропастился ваш бесценный папенька? – вопросила миссис Крэтчит. – И ваш братец Малютка Тим! Да и Марте уже полчаса как надо бы прийти. В прошлое Рождество она не запаздывала так.
– Марта здесь, маменька, – произнесла молодая девушка, появляясь в дверях.
– Ладно! Слава Богу, что пришла наконец! – сказала миссис Крэтчит. – Садись поближе к огню, душенька моя, обогрейся.
– Папенька идёт! – запищали младшие Крэтчиты, которые умудрялись поспевать решительно всюду. В дверях появился сам отец семейства – щуплый человечек в поношенном костюме, подштопанном и вычищенном сообразно случаю, в тёплом шарфе, свисавшем спереди фута на три, не считая бахромы, и с Малюткой Тимом на плече. Бедняжка Тим держал в руке маленький костыль, а ноги у него были в металлических шинах.
– А как вёл себя наш Малютка Тим? – осведомилась миссис Крэтчит.
– Это не ребёнок, а чистое золото, – отвечал Боб. Возвращаемся мы с ним домой, а он вдруг и говорит мне: хорошо, дескать, что его видели в церкви. Ведь он калека, и, верно, людям приятно, глядя на него, вспомнить в первый день Рождества, кто заставил хромых ходить и слепых сделал зрячими.
Голос Боба заметно дрогнул, когда он заговорил о своём маленьком сыночке, а когда он прибавил, что Тим день ото дня становится всё крепче и здоровее, голос у него задрожал ещё сильнее.
Появление гуся произвело невообразимую суматоху. Можно было подумать, что эта домашняя птица такой феномен, по сравнению с которым чёрный лебедь самое заурядное явление. А впрочем, в этом бедном жилище гусь и впрямь был диковинкой. .
Но вот стол накрыт. Прочли молитву. Все затаили дыхание, и даже Малютка Тим, подстрекаемый младшими Крэтчитами, постучал по столу рукояткой ножа и слабо пискнул:
– Ура!
Но вот мисс Белинда сменила тарелки, и миссис Крэтчит в полном одиночестве покинула комнату, дабы винуть пудинг из котла. И вот появляется миссис Крэтчит – раскрасневшаяся, запыхавшаяся, но с горделивой улыбкой на лице и с пудингом на блюде, – таким необычайно твёрдым и крепким, что он более всего похож на рябое пушечное ядро. Пудинг охвачен со всех сторон пламенем от горящего рома и украшен рождественской веткой остролиста, воткнутой в самую его верхушку. О дивный пудинг!
Но вот с обедом покончено, скатерть убрали со стола, в камине подмели, разожгли огонь. 3атем всё семейство собралось у камина. По правую руку Боба выстроилась в ряд вся коллекция фамильного хрусталя: два стакана и кружка с отбитой ручкой.
Боб наполнял их из кувшина, лицо его сияло, а каштаны на огне шипели и лопались с весёлым треском. Затем Боб провозгласил:
– Весёлых святок, друзья мои! И да благословит нас всех Господь!
И все хором повторили его слова.
– Да осенит нас Господь своею милостью! – промолвил и Малютка Тим, когда все умолкли.
Он сидел на своей маленькой скамеечке, тесно прижавшись к отцу. Боб любовно держал в руке его худенькую ручонку, словно боялся, что кто-то может отнять у него сынишку, и хотел всё время чувствовать его возле себя.
– Дух, – сказал Скрудж, охваченный сочувствием, которого никогда прежде не испытывал, – скажи мне, Малютка Тим будет жить?
– Я вижу пустую скамеечку возле этого нищего очага, – отвечал Дух. – И костыль, оставшийся без хозяина, но хранимый с любовью. Если Будущее не внесёт в это изменений, дитя не доживёт до следующих святок. Но что за беда? Если ему суждено умереть, пускай себе умирает, и тем сократит излишек населения!
Услыхав, как Дух повторяет его собственные слова. Скрудж повесил голову, терзаемый раскаянием и печалью.
– Человек! – сказал Дух. – Если в груди у тебя сердце, а не камень, остерегись повторять эти злые и пошлые слова, пока тебе ещё не дано узнать. ЧТО есть излишек и ГДЕ он есть. Тебе ли решать, кто из людей должен жить и кто – умереть? Быть может, ты сам в глазах небесного судии куда менее достоин жизни, нежели миллионы таких, как ребёнок этого бедняка. Скрудж согнулся под тяжестью этих укоров и потупился, трепеща. Но тут же поспешно вскинул глаза, услыхав своё имя.
– За здоровье мистера Скруджа! – сказал Боб. – Я предлагаю тост за мистера Скруджа, без которого не справить бы нам этого праздника.
– Скажешь тоже – не справить! – вскричала миссис Крэтчит, вспыхнув. – Жаль, что его здесь нет. Я бы такой тост предложила за его здоровье, что, пожалуй, ему не поздоровилось бы!
– Моя дорогая! – укорил её Боб. – При детях! В такой день!
– Да уж воистину только ради этого великого дня можно пить за здоровье такого гадкого, бесчувственного, жадного скареды1, как мистер Скрудж, – заявила миссис Крэтчит. – И ты сам это знаешь. Роберт! Никто не знает его лучше, чем ты, бедняга!
– Моя дорогая, – кротко отвечал Боб. – Сегодня Рождество.
– Так и быть, выпью за его здоровье ради тебя и ради праздника, – сказала миссис Крэтчит. – Но только не ради него. Пусть себе живёт и здравствует. Пожелаем ему весёлых святок и счастливого Нового года. То-то он будет весел и счастлив, могу себе представить!
Мистер Скрудж был злым гением этой семьи. Упоминание о нём чёрной тенью легло на праздничное сборище, и добрых пять минут ничто не могло прогнать эту мрачную тень.
Но когда она развеялась, им стало ещё веселее, чем прежде, от одного сознания, что со Скруджем-сквалыжником на сей раз покончено.
Дух Нынешних Святок и Скрудж снова отправились в путешествие. Они увидели, как славят Рождество живущие среди болот рудокопы, смотрители маяка, моряки. Кругом царила атмосфера любви и радости. Люди находили добрые слова и пожелания друг для друга, для тех, кто был рядом с ними и кто отсутствовал. Но вот Дух Нынешних Святок и Скрудж снова оказались в городе. в доме его племянника Фреда.
Итак, племянник Скруджа покатывался со смеху, держась за бока, тряся головой и строя самые уморительные гримасы, а его жена, племянница Скруджа по мужу, глядя на него, смеялась столь же весело. Да и гости не отставали от хозяев – и тоже хохотали во все горло:
– Ха-ха-ха-ха-ха!
– Он сказал, что святки – это вздор, чепуха, чтоб мне пропасть! – кричал племянник Скруджа. – И ведь всерьёз сказал, ей-бо-гу
Он забавный старый чудак. Не особенно приветлив, конечно, ну что ж, его пороки несут в себе и наказание, и я ему не судья.
– Он ведь очень богат. Фред, – заметила племянница.
– Да что с того, моя дорогая, – сказал племянник. – Его богатство ему не впрок. Оно и людям не приносит добра и ему не доставляет радости. Он лишил себя даже приятного сознания, что… ха-ха-ха!, что он может когда-нибудь осчастливить своими деньгами нас.
1 Скареда – скряга, скупец.
– Терпеть я его не могу! – заявила племянница, и сёстры племянницы, да и все прочие дамы выразили совершенно такие же чувства.
– Ну, а по мне он ничего, – сказал племянник. – Мне жаль его, и я не могу питать к нему неприязни, даже если б захотел. Кто страдает от его злых причуд? Он сам – всегда и во всём. Я хотел только заметить, что его антипатия к нам и нежелание повеселиться с нами вместе лишили его возможности провести несколько часов в приятном обществе, что не причинило бы ему вреда. Это, я думаю, во всяком случае приятнее, чем сидеть наедине со своими мыслями в старой, заплесневелой конторе или в его замшелой квартире. И я намерен приглашать его к нам каждый год, хочет он того или нет, потому что мне его жаль. Он может до конца дней своих хулить святки, но волей-неволей станет лучше судить о них, если из года в год я буду приходить к нему и говорить от чистого сердца: “Как поживаете, дядюшка Скрудж?” Если это расположит его хотя бы к тому, чтобы отписать в завещании своему бедному клерку пятьдесят фунтов – с меня и того довольно. Мне, кстати, сдаётся, что мои слова тронули его вчера.
В доме племянника угощались, играли в жмурки, фанты, а потом племянник предложил тост за дядюшку Скруджа.
– Пожелаем старику, где бы он сейчас ни находился, весёлого Рождества и счастливого Нового года! – указал племянник. – Он не захотел принять от меня этих пожеланий, но пусть они всё же сбудутся. Итак, за дядюшку Скруджа!
Далеко-далеко лежал их путь, и немало посетили они жилищ. и везде приносили людям радость и счастье. Дух стоял у изголовья больного, и больной ободрялся и веселел; он приближался к скитальцам, тоскующим на чужбине, и им казалось, что отчизна близко: к изнемогающим в житейской борьбе – и они окрылялись новой надеждой; к беднякам – и они обретали в себе богатство. В тюрьмах, больницах и богадельнях1, в убогих приютах нищеты – всюду, где суетность и жалкая земная гордыня не закрывают сердца человека перед благодатным духом праздника, – всюду давал он людям своё благословение и учил Скруджа заповедям милосердия.
1 Богадельня – благотворительное учреждение для содержания бедных престарелых лиц, а также людей, неспособных к труду, инвалидов.
На прощание Дух показал Скруджу двух несчастных, изможденных детей. Имя мальчика – Невежество. Имя девочки – Нищета. Именно они ведут человечество к гибели, а такие, как Скрудж, этому помогают, используя нищету и невежество людей в своих корыстных целях.
В это мгновение часы пробили полночь.
Скрудж оглянулся, ища Духа, но его уже не было. Когда двенадцатый удар колокола прогудел в тишине. Скрудж вспомнил предсказание Джейкоба Марли и, подняв глаза, увидел величественный призрак, закутанный с ног до головы в плащ с капюшоном и, подобно облаку или туману, плывший над землёй к нему навстречу.
Строфа четвёртая
Последний из Духов
Дух приближался – безмолвно, медленно, сурово. И когда он был совсем близко, такой мрачной таинственностью повеяло от него на Скруджа, что тот упал перед ним на колени.
– Дух Будущих Святок, не ты ли почтил меня своим посещением? – спросил, наконец, Скрудж.
Дух ничего не ответил, но рука его указала куда-то вперёд.
– Ты намерен открыть мне то, что ещё не произошло, но должно произойти в будущем? Не так ли. Дух?
Складки одеяния, ниспадающего с головы Духа, слегка шевельнулись, словно Дух кивнул. Другого ответа Скрудж не получил.
– Дух Будущих Святок! – воскликнул Скрудж. – Я страшусь тебя. Ни один из являвшихся мне призраков не пугал меня так, как ты. Но я знаю, что ты хочешь мне добра, а я стремлюсь к добру и надеюсь стать отныне другим человеком и потому готов с сердцем, исполненным благодарности следовать за тобой. Разве ты не хочешь сказать мне что-нибудь?
Призрак ничего не ответил. Рука его по-прежнему была простёрта вперёд.
– Веди меня! – сказал Скрудж – Веди! Ночь быстро близится к рассвету, и каждая минута для меня драгоценна – я знаю это.
Привидение привело Скруджа на биржу. Там он увидел знакомых дельцов, живо обсуждавших чью-то смерть. Никто не высказывал сожаления об умершем. Гораздо больше волновал вопрос, кому достанутся его деньги. Они шутили, говоря, что согласятся проводить покойного на кладбище, если будут хорошие поминки. Скрудж не понял, о ком идёт речь, однако решение изменить образ жизни укрепилось в нём ещё сильнее.
Покинув это оживлённое место, они углубились в глухой район трущоб. Здесь в лавке торговца краденным Скрудж увидел людей, которые поживились скудным добром покойного. Из грубых слов в адрес умершего Скрудж узнал, что добыча их невелика – покойник был очень жадным и не тратил денег даже на себя. Но, по словам служанки, если бы он жил достойно, то нашлись бы те, кто не бросил бы его в трудную минуту.
Скрудж в ужасе прислушивался к её словам. Он смотрел на этих людей, собравшихся вокруг награбленного добра при скудном свете лампы, и испытывал негодование и омерзение.
– Ха-ха-ха! – рассмеялась поденщица, когда старикашка Джо достал фланелевый мешочек, отсчитал несколько монет и разложил их кучками на полу – каждому его долю. – Вот как всё вышло! Видали? Пока был жив, он всех от себя отваживал, будто нарочно, чтоб мы могли поживиться на нём. когда он упокоится. Ха-ха-ха!
– Дух! – промолвил Скрудж, дрожа с головы до пят. – Я понял, понял! Участь этого несчастного могла быть и моей участью. Всё шло к тому… Боже милостивый, это ещё что?
Он отпрянул в неизъяснимом страхе, ибо всё изменилось вокруг и теперь он стоял у изголовья чьей-то кровати неприбранной кровати без полога, на которой под рваной простынёй лежал кто-то, хотя и безгласный, но возвещавший о своей судьбе леденящим душу языком.
В комнате было темно, слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть, хотя Скрудж озирался по сторонам, стараясь понять, где он находится. Только слабый луч света, проникавший откуда-то извне, падал прямо на кровать, где ограбленный, обездоленный, необмытый, неоплаканный, покинутый всеми – покоился мертвец.
Скрудж взглянул на Духа. Его неподвижная рука указывала на голову покойника. Простыня была так небрежно наброшена на труп, что Скруджу стоило чуть приподнять край – только пальцем пошевелить.
– И он увидел бы лицо. Скрудж понимал это, жаждал это сделать, знал, как это легко, но был бессилен откинуть простыню – так же бессилен, как и освободиться от призрака, стоящего за его спиной.
И Скрудж подумал: если бы этот человек мог встать сейчас. что первое ожило бы в его душе? Алчность, жажда наживы, испепеляющие сердце заботы? Да, поистине славную кончину они ему уготовили!
Вот он лежит в тёмном пустом доме, и нет на всём свете никого, кто мог бы сказать: “Этот человек был добр ко мне, и в память того, что как-то раз он сказал мне доброе слово, я теперь позабочусь о нём”. Только кошка скребётся за дверью, заслышав, как пищат под шестком крысы, пытаясь прогрызть себе лазейку. Что влечёт этих тварей в убежище смерти, почему подняли они такую возню? Скрудж боялся об этом даже подумать.
– Дух! – сказал он. – Мне страшно. Верь мне – даже покинув это место, я всё равно навсегда сохраню в памяти урок, который я здесь получил. Уйдём отсюда!
Но неподвижная рука по-прежнему указывала на изголовье кровати.
– Я понимаю тебя, – сказал Скрудж. – И я бы сделал это, если б мог. Но я не в силах, Дух. Не в силах!
И снова ему почудилось, что призрак вперил в него взгляд.
– Если есть в этом городе хоть одна душа, которую эта смерть не оставит равнодушной, – вне себя от муки вскричал Скрудж. – покажи мне её. Дух, молю тебя!
Призрак показал Скруджу семью, которая не осталась к этой смерти равнодушной. Но это не было чувство сожаления или скорби, а лишь надежда на то, что его наследник будет не таким жестоким кредитором. От Духа Скрудж узнает о смерти Тима, потому что у семьи не было денег на его лечение.
– Дух, – сказал Скрудж. – Что-то говорит мне, что час нашего расставанья близок. Я знаю это, хотя мне и неведомо – откуда. Скажи, кто был этот усопший человек, которого мы видели?
Дух Будущих Святок снова повлёк его дальше и, как показалось Скруджу, перенёс в какое-то иное время. Наконец они достигли какой-то чугунной ограды. Прежде чем ступить за эту ограду, Скрудж огляделся по сторонам.
Кладбище. Так вот где, должно быть, покоятся останки несчастного, чьё имя предстоит ему, наконец, узнать. Призрак остановился среди могил и указал на одну из них. Скрудж, трепеща, шагнул к ней. Ничто не изменилось в обличье призрака, но Скрудж с ужасом почувствовал, что какой-то новый смысл открывается ему в этой величавой фигуре.
– Прежде чем я ступлю последний шаг к этой могильной плите, на которую ты указуешь. – сказал Скрудж, – ответь мне на один вопрос, Дух. Предстали ли мне призраки того, что будет, или призраки того, что может быть?
Но Дух всё также безмолвствовал, а рука его указывала на могилу, у которой он остановился.
– Жизненный путь человека, если неуклонно ему следовать, ведёт к предопределённому концу, – произнёс Скрудж. – Но если человек сойдёт с этого пути, то и конец будет другим. Скажи, ведь так же может измениться и то, что ты показываешь мне сейчас?
Но призрак по-прежнему был безмолвен и неподвижен.
Дрожь пробрата Скруджа с головы до пят. На коленях он подполз к могиле и прочёт на заросшей травой каменной плите своё собственное имя: ЭБИНИЗЕР СКРУДЖ.
– Дух! – вскричал Скрудж. цепляясь за его подол. – Выслушай меня! Я уже не тот человек, каким был. И я уже не буду таким, каким стал бы, не доведись мне встретиться с тобой. Зачем показываешь ты мне всё это, если нет для меня спасения!
В первый раз за всё время рука призрака дрогнула.
– Добрый Дух, – продолжал молить его Скрудж. – Ты жалеешь меня, самая твоя природа побуждает тебя к милосердию. Скажи же, что. изменив свою жизнь, я могу ещё спастись от участи, которая мне уготована.
Благостная рука затрепетала.
– Я буду чтить Рождество в сердце своём и хранить память о нём весь год. Я искуплю своё Прошлое Настоящими Будущим, и воспоминание о трёх Духах всегда будет живо во мне. О, скажи, что я могу стереть надпись с этой могильной плиты!
И Скрудж в беспредельной муке схватил руку призрака. Призрак оказался сильнее и оттолкнул Скруджа от себя.
Воздев руки в последней мольбе, Скрудж снова воззвал к Духу, чтобы он изменил его участь, и вдруг заметил, что в обличье Духа произошла перемена. Его капюшон и мантия сморщились, обвисли, весь он съёжился и превратился в резную колонку кровати.
Вопросы и задания
1. Какие чувства вызывает у Скруджа Дух Будущих Святок и почему?
2. Что узнал Скрудж об отношении деловых людей, прислуги к умершему и какие выводы он сделал?
3. Нашёлся ли в городе хоть один человек, которого кончина Скруджа если не огорчила, то не оставила равнодушным?
4. Что, по мнению Скруджа, может спасти его от духовной погибели?
Строфа пятая
Заключение
Да! И это была колонка его собственной кровати, и комната была тоже его собственная. А лучше всего и замечательнее всего было то, что и будущее принадлежало ему и он мог ещё изменить свою судьбу.
– Я искуплю своё Прошлое Настоящим и Будущим! – повторил Скрудж, проворно вылезая из постели. – И память о трёх Духах будет вечно жить во мне! О Джейкоб Марли! Возблагодарим же Небо и светлый праздник Рождества! На коленях возношу я им хвалу, старина Джейкоб! На коленях!
Он так горел желанием осуществить свои добрые намерения и так был взволнован, что голос не повиновался ему, а лицо всё ещё было мокро от слёз, ибо он рыдал навзрыд, когда старался умилостивить Духа.
– Всё здесь… и я здесь… и да сгинут призраки того, что могло быть! И они сгинут, я знаю! Они сгинут!
Говоря так, он возился со своей одеждой, выворачивал её наизнанку, надевал задом наперёд, совал руку не в тот рукав и ногу не в ту штанину – словом, проделывал в волнении кучу всяких несообразностей.
– Сам не знаю, что со мной творится! – вскричал он, плача и смеясь. – Мне так легко, словно я пушинка, так радостно, словно я ангел, так весело, словно я школьник! Поздравляю с Рождеством, с весёлыми святками всех, всех! Желаю счастья в Новом году всем, всем на свете! Гоп-ля-ля! Гоп-ля-ля! Ура! Ура! Ой-ля-ля!
Его ликующие возгласы прервал церковный благовест. О, как весело звонили колокола! Динь-динь-бом! Динь-динь-бом! Дили-ди-ли-дили! Дили-дили-дили! Бом-бом-бом! О, как чудесно! Как дивно, дивно!
Подбежав к окну, Скрудж поднял раму и высунулся наружу. Ни мглы, ни тумана! Ясный, погожий день. Колкий, бодрящий мороз. Он свистит в свою ледяную дудочку и заставляет кровь, приплясывая, бежать по жилам. Золотое солнце! Лазурное небо! Прозрачный свежий воздух! Весёлый перезвон колоколов! О, как чудесно! Как дивно, дивно!
– Какой нынче день? – свесившись вниз, крикнул Скрудж какому-то мальчишке, который, вырядившись, как на праздник, торчал у него под окнами и глазел по сторонам.
– Нынче? – изумился мальчишка. – Да ведь нынче Рождество!
“Рождество! – подумал Скрудж. – Так я не пропустил праздника! Духи свершили всё это в одну ночь “.
– Послушай, милый мальчик! Ты знаешь курятную лавку, через квартал отсюда, на углу? – спросил Скрудж.
– Ну как не знать! – отвечал тот.
– А не знаешь ли ты, продали они уже индюшку, что висела у них в окне?
– Самую большую, с меня ростом? Она и сейчас там висит, – сообщил мальчишка.
– Поди купи её и вели принести сюда, а я скажу им, куда её доставить. Приведи сюда приказчика и получишь от меня шиллинг. А если обернёшься в пять минут, получишь полкроны!
Мальчишка полетел стрелой.
– Я пошлю индюшку Бобу Крэтчиту! – пробормотал Скрудж и покатился со смеху: – То-то он будет голову ломать – кто это ему прислал. Индюшка-то, пожалуй, вдвое больше крошки Тима.
Перо плохо слушалось его, но он всё же нацарапал кое-как адрес и спустился вниз – отпереть входную дверь. Он стоял, поджидая приказчика, и тут взгляд его упал на дверной молоток.
– Я буду любить его до конца дней моих! – вскричал Скрудж, поглаживая молоток рукой. – А ведь я и не смотрел на него прежде. А вот и индюшка! Ура! Гоп-ля-ля! Моё почтение! С праздником!
Ну и индюшка же это была – всем индюшкам индюшка!
– Ну нет, вам её не дотащить до Кемден-Тауна, – сказал Скрудж – Придётся нанять кэб.
Он говорил это, довольно посмеиваясь, и, довольно посмеиваясь, уплатил за индюшку, и, довольно посмеиваясь, заплатил за кэб, и, довольно посмеиваясь, расплатился с мальчишкой и, довольно посмеиваясь, опустился, запыхавшись, в кресло и продолжал смеяться, пока слёзы не потекли у него по щекам.
Побриться оказалось нелёгкой задачей, так как руки у него всё ещё сильно тряслись, а бритьё требует сугубой осторожности.
Наконец, приодевшись по-праздничному, он вышел из дому. По улицам уже валом валил народ – совсем как в то рождественское утро, которое Скрудж провёл с Духом Нынешних Святок, и, заложив руки за спину, Скрудж шагал по улице, сияющей улыбкой приветствуя каждого встречного. И такой был у него счастливый вид, что двое-трое прохожих, дружелюбно улыбнувшись в ответ, сказали ему:
– Доброе утро, сэр! С праздником вас!
И Скрудж не раз говаривал потом, что слова эти прозвучали в его ушах райской музыкой.
Затем Скруджу опять повстречался господин, который в Сочельник просил у него деньги на помощь нуждающимся. Скрудж попросил у него прощения, предложил большую сумму и поблагодарил за возможность сделать добро.
Скрудж побывал в церкви, затем побродил по улицам. Он приглядывался к прохожим, спешившим мимо, гладил по голове детей, беседовал с нищими, заглядывал в окна квартир и в подвальные окна кухонь, и всё, что он видел, наполняло его сердце радостью.
А когда стало смеркаться, он направил свои стопы к дому племянника.
Не раз и не два прошёлся он мимо дома туда и обратно, не решаясь постучать в дверь. Наконец, собравшись с духом, поднялся на крыльцо.
– Дома хозяин? – спросил он девушку, открывшую ему дверь. Какая милая девушка! Прекрасная девушка!
– Дома, сэр.
Он тихонько повернул ручку и просунул голову в дверь. Хозяева в эту минуту обозревали парадно накрытый обеденный стол.
– Фред! – позвал Скрудж.
Силы небесные, как вздрогнула племянница! Она сидела в углу, поставив ноги на скамеечку, и Скрудж совсем позабыл про неё в эту минуту, иначе он никогда не стал бы так её пугать.
– С нами крестная сила! – вскричал Фред. – Кто это?
– Это я, твой дядюшка Скрудж. Я пришёл к тебе пообедать. Ты примешь меня. Фред?
Примет ли он дядюшку! Да он на радостях едва не оторвал ему напрочь руку. Через пять минут Скрудж уже чувствовал себя как дома. Такого сердечного приёма он ещё никогда не встречал.
Ах, какой это был чудесный вечер! Какое счастье!
А наутро, чуть свет, Скрудж уже сидел у себя в конторе. Он горел желанием попасть туда раньше Боба Крэтчита и уличить клерка в том, что он опоздал на работу. Скрудж просто мечтал об этом.
И это ему удалось! Да, удалось! Часы пробили девять. Боба нет. Четверть десятого. Боба нет. Он опоздал ровно на восемнадцать с половиной минут. Скрудж сидел за своей конторкой, настежь распахнув дверь, чтобы видеть, как Боб проскользнёт в свой чуланчик.
Ещё за дверью Боб стащил с головы шляпу и размотал свой тёплый шарф. И вот он уже сидел на табурете и с такой быстротой скрипел по бумаге пером, словно хотел догнать и оставить позади ускользнувшие от него девять часов.
– А вот и вы! – проворчал Скрудж. – Как прикажете понять ваше появление на работе в этот час дня?
– Прошу прощения, сэр, – сказал Боб. – Я немного опоздал!
– Ах, вот как! Вы опоздали?
Будьте любезны, потрудитесь подойти сюда, сэр.
– Ведь это один-единственный раз за весь год, сэр, – жалобно проговорил Боб, выползая из своего чуланчика. – Больше этого не будет, сэр. Я позволил себе вчера немного повеселиться.
– Ну вот, что я вам скажу, приятель, – промолвил Скрудж. – Больше я этого не потерплю, а посему… – Тут он соскочил со стула и дал Бобу такого тумака под ложечку, что тот задом влетел обратно в свой чулан.
А поселу, – продолжал Скрудж, – я намерен прибавить вам жалованья!
Боб задрожал и украдкой потянулся к линейке. У него мелькнула было мысль оглушить Скруджа ударом по голове, скрутить ему руки за спиной, крикнуть “караул” и ждать, пока принесут смирительную рубашку.
– Поздравляю вас с праздником, Боб, – сказал Скрудж, хлопнув Боба по плечу, и на этот раз видно было, что он в полном разуме. – И желаю вам, Боб, дружище, хорошенько развлечься на этих святках, а то прежде вы не очень-то веселились. Я прибавлю вам жалованья и постараюсь что-нибудь сделать и для вашего семейства.
И Скрудж сдержал своё слово. Он сделал всё, что обещал Бобу, и даже больше, куда больше. А Малютке Тиму, который, к слову сказать, вскоре совсем поправился, он был всегда вторым отцом. И таким он стал добрым другом, таким щедрым человеком, что наш славный старый город может им только гордиться. Да и не только наш – любой добрый старый город, или городишко, или селение в любом уголке нашей доброй старой земли. Кое-кто посмеивался над этим превращением, но Скрудж не обращал на них внимания – смейтесь на здоровье! Он был достаточно умён и знал, что так уж устроен мир, – всегда найдутся люди, готовые подвергнуть осмеянию доброе дело. Он понимал, что те, кто смеётся, – слепы, и думал: пусть себе смеются, лишь бы не плакали! На сердце у него было весело и легко, и для него этого было вполне довольно.
Больше он уже никогда не водил компании с духами, и про него шла молва, что никто не умеет так чтить и справлять святки, как он. Ах, если бы и про нас могли сказать то же самое! Про всех нас! А теперь нам остаётся только повторить за Малюткой Тимом: да осенит нас всех Господь Бог своею милостью!
(Перевод Т. Тарковской)
Вопросы и задания
1. Как преображается Скрудж под влиянием Духов Рождества?
2. Каким он видит теперь окружающий мир – людей, природу?
3. Сопоставьте события, поступки Скруджа в строфе первой и строфе пятой. Что в них общего и что различного?
Святочные рассказы Ч. Диккенса повлияли на формирование этого жанра в русской литературе. Великолепные образцы рождественского рассказа – “Мальчик у Христа на ёлке” Ф. Достоевского. “Отборноезерно”, “Маленькая ошибка” Н. Лескова. “Ванька” А. Чехова. “Чудесный доктор” А. Куприна. Они создают новые образцы этого жанра. Святочный рассказ мог быть драматическим, юмористическим, сентиментальным, но неизменным б нём оставалось одно – надежда на рождественское чудо, любовь к ближнему, сострадание и милосердие.
Вопросы и задания
1. Что спасает Скруджа?
Выберите один из вариантов ответа, объяснив свою точку зрения, либо предложите собственный вариант.
А Скруджа спасает Божья милость, благодаря которой даже самый последний грешник может стать на путь исправления
Б Скруджа спасает святость воспоминаний детства, юности, которые пробуждают в его душе раскаяние, совесть и милосердие
В Скруджа спасает мысль о том, что от своей жадности он страдает больше всех
Г Скруджа спасает нежелание отдавать своё добро в руки ворам и скупщикам краденого
2. Определите тему и идею произведения.
3. Какие истины из притч, рассказанных Христом, вы вспомнили, читая произведение Ч. Диккенса? Примените их для характеристики поступков и высказываний героев.
4. Назовите элементы фантастического в рассказе. Какова их роль? Можно ли утверждать, что фантастическое в рассказе Ч. Диккенса имеет реальное объяснение?
5. Объясните, почему произведение Ч. Диккенса называется “Рождественская песнь в прозе. Святочный рассказ с привидениями”. Какие черты жанра святочного рассказа в нём представлены?
6. Посмотрите мультипликационный фильм “Рождественская история” (реж. Р. Земекис, США, 2009). Как вы думаете, удалось ли создателям фильма передать дух английского Рождества и характеры персонажей?
(2 votes, average: 5.00 out of 5)