Особенности новел Мопассана

Эти особенности новеллистики М. вызвали живейший интерес к его творчеству во время оккупации Франции в годы Второй мировой войны. Подпольная печать переиздавала его рассказ и писала о нем как о художнике-патриоте. Существенное место в новеллистике Мопассана занимает и любовная тема. Эротическая новелла в значительной мере определила заинтересованность читателей его рассказами, в которых любовь нередко изображается как один из способов своеобразного насыщения, удовлетворение аппетита тела. Но только этим Мопассан не ограничивался. В обращении

писателя к теме любви видны черты его представления о смысле бытия, существует мощная бурлескная струя, которая не угасает в течение столетий во французской литературе. Есть у М. и сатирическое решение этой темы.

Неслучайно его захватывала и покоряла сила грубого смеха сатирика Аристофана. Сказалась здесь и тенденция эпохи: пробужденная натуралистами заинтересованность вопросами физиологии, запрещенной раньше для большой литературы жизни плоти. Изображение продажной женщины широко вошло в произведения Золя и бр. Гонкурив. Вошло оно и в новеллистику Мопассана, который создал целую галерею образов

– жалких, трогательных и комических. Но продают себя не только женщины, которые сделали это своим ремеслом. Тема корыстолюбия существует и вне связи с любовной темой (“В семье” – “En famille”, “Зонтик” – “Parapluie”, “Туан” – “Toine”). He всегда она звучит комически. Иногда Мопассан не смеется, а приходит в ужас. Его “Мать уродов” будто повторяет романтическую историю Гюго о торговцах людьми, которые искажают детей, лишь бы продавать их в ярмарочные шатры.

Разбогатевшая крестьянка специально рождает детей-уродов, сжимая себе талию во время беременности. Мопассан показывает в ее истории всяческие романтические детали, он детально описывает жилье крестьянки – хорошенький ухоженный домик, похожий на “жилье нотариуса, который отошел на покой”. Повествуя историю бывшей бурлачки, которая искалечила первого грудного ребенока из-за жестокой необходимости скрыть беременность, писатель точно называет сумму, за которую она продала свой ребенка. И от этой будничности, осмотрительности преступление становится вдвое страшнее. Жадность денег разъела естественное и глубочайшее чувство: материнство. Даже мрачные романтические преступницы не доходили до того, к чему привела человека буржуазная рассудительная жизнь.

Мопассан не только художник смешных или наоборот мрачных сторон бытия. Немало его новелл повествуют о высоких чувствах, о неудачных и все же прекрасных человеческих жизнях. Новеллы эти часто овеяны грустью, печальной улыбкой над нескладным и несчастливым существованием людей, которые заслуживают лучшей доли (“Иветта”, “Ожерелье”, “Дядя Жюль”, “Мис Гарриет”). И жизни эти не являются печальным исключением. Немало страниц Мопассана посвящено печальным раздумьям о человеческой судьбе, ведь каждого ожидает в конце трагедия старости и смерти. Эти расположения духа стали особенно выразительными в последних новеллах, где иррациональные, вражеские человеку силы нередко приобретают таинственный, мистический характер (“Орленок”и др.).

Новелла Мопассана – искусство, которое находится в развитии и крайне тяжело подвергается художественному анализу. В отличие от традиционного западноевропейского рассказа, который происходит от “новостей” итальянских городов, анекдотов с динамическим действием и минимумом описания, новелла Мопассана редко строится на запутанной интриге и содержит неожиданную развязку. Отдавая дань прозе П. Мериме, Мопассан создал другой тип новеллы, которая воссоздает по обыкновению лишь один эпизод человеческого существования без явным образом очерченного финала. Но эти “куски жизни” скрывают объемный художественный пласт, названный со временем “принципом айсберга” или же “подтекстом”.

Расхождение сюжета и содержания имеет у Мопассана разнообразные формы. Иногда в новеллу вводится выдуманный рассказчик, который предоставляет рассказу дополнительную объективность. Этот распространенный прием, с блеском разработанный Мериме, имеет у Мопассана свою особенность. Часто его рассказчик – врач, профессиональный знаток “физиологической психологии” и жизни плоти. Влияние натурализма ощутимо и в романе, и в новелле Мопассана. Художник не воспринял, однако, основ натуралистической эстетики о верховенстве “документа”, обогащение “правдиво жизненного факта”. Хотя в основу многих новеллистических сюжетов и положенны реальные события, Мопассан первоочередное значение предоставлял фантазии и интуиции художника, ведь реализм для него заключался не в “банальном образе жизни”, а в оскорблении более полном, чем сама действительность.

Часто встречается у Мопассана и разновидность этой самой осложненной структуры – рассказ-размышление. Так построенное “Ожерелье”. Его голый сюжет может натолкнуть на наибанальнейшую мысль о том, что опасно брать взаймы чужую ценность. Однако первая же фраза рассказа содержит элемент обобщения (“Это была одна из тех изысканных и волшебных девушек, которые будто по иронии судьбы рождаются иногда в чиновничьих семьях”) и дает понять, что рассказанная история – вариант темы о несправедливости мира, в котором блага распределяются не согласно заслугам, талантам и красоте, а согласно богатству или случаю судьбы.

Особым типом мопассановской новеллы является парадоксальная новелла, в которой вывод из сюжета уже не является большей или меньшей частью общего вывода, но специально ему возражает. Так, в новелле “Плетельщица стульев”, где немолодой врач повествует историю верной любви, которая длилась пятьдесят лет и оборвалась со смертью бедной плетельщицы стульев, речь ведется не о том, что “только женщины умеют любить”, а о победе всеторжествующего денежного расчета над миром чувств. И выраженно это разногласие прежде всего в стиле новеллы, в столкновении лирического и прозаического языка, сдобренного цифровыми перечислениями той цены, за которую аптекарь разрешает себя любить.

Тематическая и структурная сложность новеллы Мопассана, ее философская глубина и художественное совершенство вызвали живые отклики известнейших мастеров – Г. Флобера, Э. Золя, А. Франса.

Написанные в тот же самый период, что и новеллы, романы Мопассана естественно продолжали развитие их тем и приемов. Роман “Жизнь” будто распадается на серию новелл, которые взаимно продолжают одна одну. “Дорогой друг” вырос из рассказа-памфлета. Образы “Монт-Ориоля” напоминают об опыте одновременно создаваемой новеллы характеров в сборниках “Маленькая Рок” (“La Petite Rocque”, 1886) и “Господин Паран” (“Monsieur Parent”, 1886). Романы “Сильная, как смерть” и “Наше сердце” перекликаются с поздними символистскими новеллами о мистической природе зла, непознаваемости и нелогичности человеческих поступков. Тем не менее элегические мотивы ощутимы уже и в первом, известнейшем романе Мопассана – “Жизнь”. Словами “Истинная правда”, взятыми за эпиграф, автор заявляет, что он не стремится к изощренности сюжета, но подает историю обычной человеческой жизни. Неопределенный артикль французского названия произведения – “Une vie” – еще раз подчеркивает, что в романе речь идет о жизни в общем, философском смысле.

На вопрос о том, что такое человеческая жизнь, автор отвечает, прослеживая этапы взросления, разочарований и старение Жанны, связанные с обстоятельствами постепенного упадка дворянского гнезда. Отец Жанны – честный и добрый барон Де Во – задумывает воспитание дочки в духе просветителей XVIII ст. – в непосредственной приближенности к природе, на примерах доброты и великодушия. После выхода из монастыря, где девушка воспитывалась до семнадцати лет, Жанну ждут уютный дом в собственном имении “Осокори”, любящие родители, новые впечатления. Мопассан остро ощущает поэзию дворянского быта, красоту рыцарских представлений о чести, обояние свободы обычаев прошлого столетия, в духе которых были воспитаны родители Жанны.

И, однако, сохраняя верность жизненной правде, Мопассан не мог не показать, что время дворянства отошело, что гибель дворянско-помещечего мира и его культуры, которую уничтожают рыночные отношения, неминуема. В письме к Флоберу Мопассан роптал на трудности создания “переходов” между сценами и определял свою задачу как изображение “однообразного и непрерывного потока жизни”.