Мир “бывших людей” в пьесе М. Горького “На дне”
От “дна” жизни никто не застрахован. Был на этом “дне” и сам Горький. Писатель романтизировал мир “босяков”. Они привлекали его тем, что эти “деклассированные”, оторвавшиеся от своего класса, отвергнутые им люди “живут хуже обыкновенных людей, но чувствуют и сознают себя лучше их… они не жадны, не душат друг друга, не копят денег”. Дороже всего им воля.
Однако в пьесе “На дне” перед нами другая обстановка. Не “вольная воля”, а душный, закопченный, грязный подвал, похожий на пещеру. И живут там люди, потерявшие
Почти все обитатели ночлежки лелеют в своей душе иллюзию спасения. Клещ больше всего боится лишиться своих слесарных инструментов. Даже близкая смерть жены меньше пугает его. Бубнов, когда-то работавший скорняком в собственном заведении, и теперь трудится. Спившийся, огрубевший, опустившийся, он гордится тем, что шьет картузы, то есть работает. Все время трудится Квашня, потому и не утратила человеческой гордости, сострадания к людям. Она жалеет Анну, оставляет ей пельменей, вступается за Наташу. Работают
Всех обитателей ночлежки чрезвычайно жаль. Васька Пепел, хоть и потомственный вор, а без промедления дает деньги, когда у него просят. “Роковую любовь” читает проститутка Настя, плачет над ней, и мы понимаем, что в этой растрепанной книжке заключен для падшей девушки целый мир надежд и мечтаний. “Бывшие люди” – тоже люди.
Пожалуй, наименьшее сочувствие вызывает Барон. Он похваляется “бумагами”, доказывающими его барское происхождение, но мы ему верим и без “бумаг”: выдают “знаки” барства в его поведении. Иногда барон бросает такие реплики: “Вот я ей дам в ухо… за дерзости”.
Автор ни на минуту не дает нам забыть, что перед нами все-таки люди. Особо выделен приход Луки в ночлежку. Перед этим шел разговор о людях “дна”, об уме, о совести. Клещ, почитая себя рабочим человеком, пренебрежительно заявляет, что босяки не люди, а “рвань”, на которую стыдно глядеть: “живут без чести, без совести…” Пепел и Бубнов не соглашаются с ним. И в это время слышится веселое приветствие Луки: “Доброго здоровья, парод честной!” Бубнов отвечает ему в лад: “Был честной, да позапрошлой весной…” И тогда Лука поворачивает разговор всерьез: “Мне – все равно! Я и жуликов уважаю, по-моему, ни одна блоха – не плоха: все – черненькие, все – прыгают…” Он и потом будет всячески подчеркивать в них человеческое начало. Наташе, например, посоветует почаще напоминать Пеплу, “что он хороший”. То, что говорит Лука, не согласуется с положением босяков, их образом жизни, но отвечает той затаенной их мысли, что они хуже других людей.
Никто из обитателей ночлежки не порвет крепких цепей и не вырвется на волю. Но всех их поддерживает мысль, что вне подвала есть эта самая воля – другой мир, и у них, вопреки их сознанию, возникает надежда. Она вызывает любовь Пепла к Наташе, она порождает мечты о чистой любви у Насти, она заставляет Клеща работать, а Сатина провозглашать замечательные слова о гордом и прекрасном человеке.